Слушая главы Евангелия о страданиях Христовых, мы проникаемся теми событиями, которые совершились почти две тысячи лет назад в Иерусалиме. И святитель Иннокентий Херсонский, который написал акафист Страстям Христовым, ещё более раскрывает размышлениями сердечными все те спасительные для каждого из нас события, которые там совершались.
Мало того, Святая Церковь предлагает нам образы, чтобы мы, взирая очима на распятие Христово, назидание имели не только слуху нашему, не только сердечным чувствам, но чтобы и зрение наше назидалось.
И вот мы, братья и сестры, видим перед собой распятие – образ суда человеческого. Распинают Бога, принявшего на себя плоть человеческую. Принявшего не ради того, что это Богу нужно было – но это нужно было для спасения человека. И вот, братья и сестры, взирая на распятие и Христа, Который на распятии, и предстоящих у него Божию Матерь и Иоанна Богослова, мы задаемся вопросом: вот творится суд человеческий. Ну, хорошо, не понимали люди, не ведали, что творят, распиная Бога, не могли они богословски это осмыслить, может, не доходило до него, что Мессию распинают, не доходило до этого общества. Но ведь то, что распинают Человека святого и праведного – хотя бы это могло до них дойти? Или в зависти и злобе, в человекоугодии по отношению к книжникам, фарисеям, архиереям готовы были и праведника убить, чтобы только угодить им, человекоугодия ради?
Где свидетели, которые, казалось бы, во множестве должны предстоять на этом неправедном судилище? Где парализованные, которых Христос восставил? Где слепцы, которых Он исцелил? Где прокажённые, которых Он очистил? Где те пять тысяч, которых пятью хлебами насытил? Где та вдовица, у которой Он сына воскресил? Где, наконец, тот раб архиерейский, которому Он только что в Гефсиманском саду исцелил урезанное ножом ухо, когда по ревности апостол Пётр, желая как-то по-человечески защитить, доставши нож, ударил этого раба архиерея? Где тот раб, которому исцелил Христос эту рану? Да по преданию этот раб потом бил Христа по щекам, говоря: «Так ли отвечаешь архиерею?» По преданию, это тот самый исцелённый человек так отблагодарил своего Благодетеля.
Да и разве не было немым укором толпе присутствие Божией Матери и Иоанна Богослова? Ведь Божия Матерь воспитывалась при храме Иерусалимском, ведь знали же и родителей Её праведных Иоакима и Анну, ведь знали же и Саму Божию Матерь многие в Иерусалиме. И знали, что Она святой, праведной жизни ― ведь в своё время даже священники собирались, рассуждая о Её обете девства и обручая Её 80-летнему старцу Иосифу Обручнику, который бы хранил девство Её, обещанное Богу. Ведь знали же Её святость, праведность Её жизни, молитвенность Её. Почему Её материнские слёзы и страдание, и праведность Её не обличило никого, и сердце ни у кого не шевельнулось?
Иоанн Богослов. Родственник архиерея бывший. Юноша благоговейный, праведной, святой жизни тоже стоял у Креста в обличение всем, что не грешника, не разбойника, не преступника распинают – Праведника распинают. Почему их свидетельство, видимое перед всеми, ни на кого не повлияло? Два человека только и сказали слова оправдания. Один ― это разбойник, который сначала вместе с другим разбойником и поносил Христа, говоря: «Если Христос – спаси Себя и нас». А потом услышал из уст Христовых голос всепрощающий. Ведь Господь не только грехи всего мира взявши, на Кресте омыл их Своей Пречистой Кровью. Он взял грехи даже той толпы, которая стояла в этот момент перед Голгофой. И то, что Он взял их грехи и простил, свидетельствуют неложные слова Его: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят» (Лк. 23:34).
А святитель Иннокентий Херсонский в акафисте удивляется: «Иисусе, Любовь неизреченная, распеншим Тя греха не поставивый». И когда услышал разбойник эти слова прощающие, вот тогда они его потрясли. Распятого, мучимого – тоже потрясли, и он уже другого разбойника стал увещевать: «Мы по грехам своим приемлем, не ты ли боишися Бога? А этот Праведник за что терпит?» И не прося даже избавления, говорил: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем», как бы говоря: «Господи, да я не достоин быть в Царствии, я не достоин быть с Тобою рядом. Но просто когда Ты будешь, просто вспомни обо мне!»
И голос Христов раздаётся, братья и сестры, голос Милосердного Владыки нашего, Творца нашего, Отца Небесного, Бога, Вседержителя. Раздаётся с такой любовью сострадательной к этому разбойнику, который един оправдал Его перед безумствующей толпой: «Ныне со Мною будеши в раи» (Лк. 23:43). Да если бы эти слова толпа услышала! Почему не слышала толпа эти слова? Почему она каменносердечной осталась? Почему вся эта толпа не упала перед распятием и сказала: «Господи, да прости нас, помяни нас во Царствии Твоем!» И наверно, вся бы толпа услышала, ко всей бы толпе сказал: «Ныне со Мной будете в раи!» Нет. Жестокосердие человеческое не осталось растворённым слезами умиления и покаяния, осталось нераскаянным.
Ещё один человек, который оправдал Христа и признал в Нём Мессию, – язычник, сотник, возглавлявший стражу, присутствующий при распятии, Лонгин. Он сказал, услышавши эти слова и видя исход Христов: «Воистину, Человек сей Сын Божий был».
Разбойник и язычник выступают свидетелями. Где же иудеи правоверные, как они себя называли? Почему ни материнское сердце праведной души Божией Матери страдающей не тронуло их, ни Иоанн Богослов плачущий? Не вразумили их, не отрезвили ни слова разбойника, ни слова сотника – так и остались в своём жестокосердии. И где те свидетели, которые столько благ, о которых Иоанн Богослов напишет в Евангелии, оканчивая его, что «если бы все чудеса записать в книгах, что сотворил Иисус, то весь мир не вместил бы пишимых книг». Это только малая часть для нашего уверения в Евангелии указана от того количества, которое совершено было исцелений, чудес – прозрение слепых, очищение прокаженных, восстанавливание парализованных, расслабленных, воскрешение умерших, исцеление бесноватых и прочее, и прочее. Это, братья и сестры, только малая часть упомянута, а их множество чудес было. Почему же никто не свидетельствует? Да потому, что жестокосердные, воспринимали как должное всё это. Да и потом, а перед кем было заступаться? Ведь там уже давно было решено убить Христа. И бессмысленно было что-то им доказывать и говорить праведностью – не услышана была бы эта речь. И голос, оправдывающий Христа, навряд ли кто хотел слышать, если просили убийцу Варавву вместо Него себе на праздник отпустить. Пускай убийца среди нас живёт, только не этот Праведник. Вот он, суд человеческий.
Но есть ещё одна икона сегодня, ещё одного суда. Перед нами распятие с двумя всего лишь предстоящими – это суд человеческий, когда праведность подвергается истязанию, насмешкам и глумлению. А вверху над Царскими вратами на иконостасе – ещё один образ – Христа, грядущего на Страшный суд. Разверзлись небеса, в блистании сияние Божественной славы, которая отражается в бликах на одежде Его. Окружённый Силами бесплотными, с Евангелием в руках грядет Христос судить миру. И посмотрите, братья и сестры, сколько перед Ним предстоит заступников за род человеческий. Справа – Божия Матерь молится за нас с вами. Слева – Иоанн Предтеча простирает рýце, прося помилования нашему нераскаявшемуся роду. Следом Архангелы Михаил и Гавриил как олицетворение всех Небесных Сил бесчисленных, которые будут умолять Бога вместе с нашими Ангелами Хранителями о том, чтобы Он нас помиловал. Следом апостолы Пётр и Павел и в их лице весь апостольский лик просит за нас Бога. Следом святители, мученики…
Иконостас можно бесконечно было продолжать, представляя ряды преподобных, благоверных князей, праведных, Христа ради юродивых, мучеников, исповедников, которые бы умоляли не за праведников, не за святых, ― а за нас, грешников, будут умолять Бога на Страшном суде. Посмотрите, сколько свидетелей стоят малой нашей праведности, посмотрите, сколько ходатаев за нашу греховность перед Богом! Почему тогда, у распятия, не было свидетелей, оправдывающих праведность Божию? Почему же за нас, грешников, столько свидетелей, молящихся о помиловании нам? Да потому с дерзновением стоят эти свидетели, да потому, облечённые в праведность свою они просят за нас Бога, потому что знают, что Он ― милосердый, что Он ― любвеобильный. И они вновь и вновь припадают к Нему, прося за нас с вами, прося за род человеческий, прося за Церковь Его, прося за каждого из нас с вами, братья и сестры. Всё это множество праведников, облечённых в святость и праведность, в дерзновении друзей Христовых, в простоте и открытости сердца к Богу просят за род человеческий, чтобы Господь, как тогда на распятии, изрёк слова: «Господи, прости им, не ведают бо, что творят» (Лк. 23:34).
Но для того, чтобы эти слова прозвучали, не с жестоким каменным сердцем, не в осуждении и ропоте на ближних, не в неприязни и злобе мы, братья и сестры, должны быть. А осознавши свою греховность, свою грязь греховную, свою неправду, свою неисправленность, мы должны, братья и сестры, сегодня, как разбойник, просить Бога: «Мы недостойны, Господи, с Тобой быть в Царствии Небесном. Только падаем ниц на землю, прахом посыпаем головы свои и просто просим: „Хотя бы вспомни о нас, потому что от своих грехов, от своего безумия мы уже в таком состоянии находимся, что близки к отчаянию“».
Но нет отчаяния, потому что Христос грядет, Судия Милосердый, о Котором святитель Феофан Затворник говорит: «Бог на Страшном суде будет искать не дел, за которые можно было бы осудить человека. Господь на Страшном суде будет искать дела, за которые бы можно было нас с вами оправдать». Вот он, Суд Божий.
И каков Суд человеческий? На распятии – это наш суд. Это такая наша праведность. Это икона нашего суда. А вверху на иконостасе, над отверстыми Царскими вратами, как прообразы Райских врат отверстых, которые Господь открыл нам навстречу и приглашает нас войти туда вместе с разбойником, приглашает нас войти к Себе – в вечную славу, в вечную любовь, в вечный покой, в вечную нескончаемую жизнь, в вечное бытие.
Осмысливая всё это, мы вопием: «Иисусе, Сыне Божий, помяни нас, не нашу праведность имея в виду, но предстательство за нас Твоих угодников Божиих и праведных, и Твою Пречистую Матерь, Милосердную Заступницу нашу. Помяни нас с разбойником во Царствии Твоем». Аминь.
Митрополит Арсений (Яковенко)
